Когда в последний раз Реджине и Герде удавалось пересмотреть «Алису в стране чудес», в голове постоянно металась одна фраза одного из главных героев. Он говорил, что в нашем мире все сумасшедшие. Видимо, сия фраза для людей была лишь оправданием тех или иных поступков, потому что все до сих пор считали себя нормальными и уравновешенными, а стоит человеку начать говорить с котом, так это он сумасшедший идиот. Этим самым идиотом на сегодня была именно Герда, разговаривающая с котом, напрочь игнорирующим её. Прохожие бросали косые взгляды в ее сторону, а она тем временем уже старалась перебороть в себе желание зареветь и обиженной уйти домой. Нет, безусловно, зареветь она могла бы, но домой без своего питомца не пошла бы. Опасение того, что на него могут напасть собаки [конечно, для подобного кота это не угроза, но все же], или же его кто-нибудь к себе заберет и даже не скажет спасибо, всё ещё было. Встав в позу Наполеона, Гера деловито сложила руки на груди и театрально закатила глаза. Слишком уж ей надоели эгоистичные выходки Бориса. Он вообще последний месяц сам не свой, а это вовсе не радует. То на люстру пытается запрыгнуть, то в душевой кабине спит, то гадит мимо латка, то в холодильник полезет, изображая из себя Рембо. В общем, с примерным и любящим котом что-то случилось, а что - знает лишь он сам. Хотя, Рокуэлл уже допускала мысль о том, что он мог влюбиться. Или ему просто не дают кошки, что, кстати, логичнее всего и вся в данной ситуации.
Когда мужчина боязливо пошатнулся, Герда осознала, что помощи боле от людей ждать не стоит. Правда, быть может, прилетит какой-нибудь добрый купидон и согласится достать пушистого друга; или бог скинет с небесной канцелярии какого-нибудь всея-помощника. Шутки в сторону, господа и дамы, все равно придется либо повторять попытки залезть на дерево, либо находить поблизости маленькие камешки, палочки, также какие-то другие вещи, чтобы допоздна кидаться ими в Борю, желая его сбить с дерева, подобно тому, как сбивали в детстве яблоки с самых верхних веток. Кот же тем временем уже устроился в теньке, под гурьбой больших зелёных листьев. Угроза насчет отбивной вовсе не подействовала, поэтому девушка перешла к плану «Б» и стала взглядом искать какие-нибудь маленькие и легкие камушки. Не найдя таковых, Гера подобрала длинную, но слегка поломанную веточку. Скорее всего, это дети вновь издеваются над деревьями и кустарниками, срывая все, что попадается на глаза. Несчастная веточка не долетела до рыжего кота, зато здорово вернулась к лицу Рокуэлл, которая чуть ли не с матом вкратце описала ситуацию.
Ещё несколько людей, прошедших мимо, покрутили около виска пальцем, но никто даже не посмотрел что да как, явно же не просто так какая-то непонятная девушка дьяволиться на что-то/кого-то. Поток народа, шествующего то ли с работы домой, то ли из дома на работу, потихоньку стихал, так что можно было и дальше вслух причитать о всех заслугах и оплошностях Бориса. Мгновенно вспомнив о том, что благодаря этому коту она еще и чуть ли не в клочья разорвала новый предмет одежды, Гера стала гневаться ещё больше. Что же подумают люди, когда она будет идти домой в таком виде? Например, сама девушка не подумала бы ничего хорошего. Оставалось надеяться на то, что найдутся таки здравомыслящие люди.
И вот тогда, когда молитвы были услышаны, а внутри бушевала волна злости, хоть кто-то обратился к Герде с обычным вопросом. Поначалу она даже не поняла, ей ли были адресованы слова паренька, но когда все же что-то щелкнуло в голове, с души словно камень свалился. Лучезарно улыбнувшись, она поняла, что сейчас-то она чувствовала какое-то счастье. Вздохнув полной грудью, Рокуэлл улыбнулась ещё шире и перевела взгляд на кота, показав ему кулак. Ликовала она до тех пор, пока питомец не стал истошно мяукать, не сдвигаясь с места.
- Я требую уважения от единственного мужчины, да и, собственно, животного в моем доме, который наглым образом сбежал и теперь выкобенивается, - тяжело вздохнула та, убрав прядку волос за ухо. - Знаете, если бы Вы достали мне моего кота, то я бы была безумно благодарна Вам, правда. Я уже и намучилась, а все люди смотрят на меня так, как врачи смотрят на душевнобольных. Вы только обо мне ничего плохого не подумайте, просто скоро крыша начнет ехать от всего происходящего.
Герда указала на рыжего кота, который чуть ли не спрятался под кроной дерева и продолжал орать во всю глотку, начиная надоедать не только прохожим, но и самой хозяйке. Девушка тем временем уже начинала придумывать различные сцены наказания для любимого друга и питомца, однако для начала ей стоило отвезти кота к ветеринару и выслушать от знающих предположения о том, что же Борису нужно и когда он перестать мотать нервы. Все же коту всего чуть больше года, а ведет себя как старая кошка, никому не нужная и всем надоедающая.
Переминаясь с ноги на ногу, девушка потерли руки, по которым уже пробежал холодок. Рокуэлл вообще всегда отличалась тем, что мёрзла; мёрзла даже в плюс двадцать пять, а что уж говорить о тех случаях, когда человек на нервах и не знает того, что делать в ситуации, как быть вообще.
- Поможете? - с мольбой взглянула на парня Гера, пытаясь пародировать известного кота из Шрека.

Они пролетели быстро, эти дни, напоенные ароматом сосновых веток и рождественской елки, в трепетном свете елочных свечей, в сверкании блесток и мишуры, — пролетели как во сне, где каждая минута жизни равна одному сердцебиению.
Маргарет Митчелл
Двадцать пятое декабря. Как и положено в з р о с л о м у человеку, проснувшись, дико расстроилась от того, что у кровати нет мешка с игрушками, пошла за кофе на кухню, споткнулась несколько раз о пушистого кота, потом вспомнила, что кота н е т; наплевала на все сомнения и обнаружила на кухонной тумбе внушительных размеров коробку, обмотанную ярко-желтой бумагой, через несколько секунд колебании разорвала красивую бумагу и нашла в коробке подарок. Порадовалась. Пошла дальше, опять споткнулась о несуществующего кота и почувствовала запах гари. Вспомнила, что Фридрих курил с утра, значит, оставил сигарету где-то, значит, кто-то скоро сгорит. Нашла сигарету, которая прожгла белоснежный ворсистый ковер, мысленно обматерила дядю и пошла дальше. Опять споткнулась и началась материться не мысленно, получила оплеуху от стоящего сзади Фридриха, кинула несколько матов еще раз; подумала о том, что кроме несуществующего домашнего животного в доме полтергейст, опять получила оплеуху. В конце концов, поняла, что это дядя. Обняла Фридриха и получила поцелуй в щеку. Пошла по своим делам и упала на душевую кабину, опять долго материлась, пока меня не подняли и не подарили еще одну оплеуху, а как ты проводишь утро своего дня рождения и по совместительству Рождества?
Двадцать пятое число в календаре на декабрь. К сожалению, оно уже двадцать третье на памяти Герды, причем теплое, как и предыдущие двадцать два. Как же Реджине и Герде повезло, что их день выпал на самый любимый и яркий праздник горожан? Кажется, они только подпортили весь декабрь своим появлением. Впрочем, сейчас нужно отбросить все дурные мысли вон и радоваться двойному празднику, который принесет вдвое больше прелестных подарков; однако огорчало Рокуэлл лишь то, что презенты придется не только принимать и кивать с дурной улыбкой в ответ, но и дарить самой. Одно дело подарить подарок близняшке и с легкою душой отправится доедать торт, а другое - уместить этот подарок на день рождения и вручить его только после тех, которые предназначены на Рождество всем друзьям и родственникам. В общем, это настоящий геморрой, который не проходит долгие годы, и, очевидно, не пройдет никогда.
Тяжело вздохнув, девушка во второй раз за утро открыла глаза и поняла, что ее первое плутание по дому в четыре утра - не есть хорошо. На часах, которые достают своим тиканьем изо дня в день, восемь вечера. Поздно для того, чтобы причитать о неимении утреннего чая с круассанами, поэтому остается так и лежать дальше, скомкав руками белоснежное одеяло. На удивление Герды в доме было тихо, что уже вводило в состояние "что происходит, где я нахожусь и почему меня еще не побили подушкой за такой долгий сон?" Шутки-шутками, а счастье закончилось через несколько секунд, когда в нос ударил резкий и сладкий запах цветов, а распахнутая настежь дверь стукнулась ручкой о стену и остановилась. Фридрих быстрым шагом прошел до тумбочки и поставил на нее вазу с алым розами, после чего положил на край кровати длинный кусок ткани и облокотился о шкаф, ожидая хоть каких-то действий от Рокуэлл.
- Не, ты мог бы ради приличия развернуться и выйти в коридор, чтобы я встала и переоделась, - театрально закатив глаза, отчеканила Герда, натягивая одеяло до подбородка и прищуриваясь. - Я все еще жду, мой верный рыцарь, пока Вы соизволите развернуться на сколько-то там градусов и прощеголять вон из моего царского гнезда. Кстати, чем это вкусненьким пахнет?
- У тебя всегда было много вопросов. Реджина уже собрала великолепный стол и мы все ждем только тебя, так что  шевели попой и не забудь надеть вместо футболки платье, да побыстрее, - проговорив все в привычной ему манере, мужчина вышел, осторожно закрыв дверь и напоследок улыбнувшись.
С легкостью вскочив с кровати и позабыв о том, что в детстве учили заправлять постель, Гера принялась разглядывать платье, которое принес дядюшка; приметив, что это не тряпка, о которой можно было бы высказать все свои недовольства, Рокуэлл стянула мешковатую футболку и шорты, надевая длинное кремовое платье. Последующие тридцать минут девушка крутилась по комнате впопыхах, попутно проклиная себя за оставленную в студии многочисленную косметику. Собственно говоря, спустя еще несколько минут все было в норме. Рокуэлл привела себя в порядок и отважилась выйти из комнаты; быстро спускаясь с лестницы, Герда чуть не упала, хотя родные, восседающие за массивным столом отнюдь не удивились. Она вообще с самого детства если и не падала, то что-нибудь роняла, а потом с невозмутимым видом поднимала и продолжала говорить/танцевать/идти так, как несколько мгновений назад.
Приложив указательный палец к губам и заставив замолчать сестру, дядю и отца, Герда отправилась к кожаному дивану в гостинной. Крепко ухватив картонный разрисованный пакет, Рокуэлл направилась обратно к домашним, прокручивая в голове заготовленный сценарий на этот вечер. Пройдя к своему месту и поставив на стул здоровенный пакет, Герда прокашлялась и взглянула на всех улыбающихся личностей.
- Дама и мои любимые господа! Я хочу поздравить всех в первую очередь с Рождеством, а также хочу поздравить мою любимую Реджину с нашим днём! Кхм, моя дорогая, я, как и всегда, желаю тебе мешок огромной и искренней любви, чтобы все было пучком и еще... еще я хочу, чтобы ты всегда оставалась с нами! - Гера лучезарно улыбнулась во все тридцать два, выудив из разноцветного пакета продолговатую розовую коробочку и вручив сестре. - Папа, - воодушевленно произнесла девушка и вытащила из пакета черную квадратную коробочку. - Я знаю, что часы не дарят, но я неделю назад случайно услышала и подглядела, что к твоим часам пришла царица-смерть, но расставаться ты с ними не хочешь, потому что это подарок, так что, думаю, тебе пригодится, а ты, дядюшка, свой сюрприз уже получил, - весело хохотнула Герда и отставила пакет рядом со стулом, а сама уселась за стол. В пакете все еще было то, что неприятно забрякало и на что-то упало, но Рокуэлл не придала этому значения и оглядела присутствующих, которые все еще хранили обет молчания, но так ласково улыбались, что и слов не нужно было.

Ботанические сады, которые уже около пяти лет назад перестали пользоваться каким-то огромным спросом. Зоопарки и парки, которые чаще всего посещали ребятишки, желающие прокатиться на лошадке или же посмотреть на ту задорную обезьянку. Музей искусств от университета, который, казалось бы, вот-вот прекратит свое существование, судя по тому, какими «толпами» ходят сюда студенты; все это, отнюдь, не было достопримечательностями Тусона, в штате Аризона, но туристы все равно чаще всего посещали эти места. Забавы ради, конечно. Ну, быть может, ради красивых фото, которые оно распечатают по приезду домой, и повесят на стены, запихнув в какие-нибудь деревянные рамочки. Последний раз Фридрих видел что-то из этого в далеком прошлом. Которое, кстати, зачастую не давало себя забыть. Хотя нет, в свои детские годы он мог лицезреть ботанический сад, находящийся в каком-то заброшенном районе городка. А остальное? Об остальном он мог лишь слышать от соседок, лет этак в пять-шесть, в то время, как в голове кусочками складывалась картина того или иного места.   
А что могло напоминать о прошлом? Лишь книги, хранящиеся в маленькой библиотеке, а также  несколько бумаг, небрежно разбросанных в сейфе, банально расположенном за огромной любимой картиной Фридриха. Те выходные, которые он тратил на прочтение той или иной книги, проходили не так желанно, как хотелось бы. Дело совсем не в жанре, не в объеме, не в авторе, а в строках, в словах, в запахе той книги. Многие люди раскрывали свою старую литературу, до приятнейшей боли вдыхая запах страниц, а он лишь болезненно жмурился, почувствовав или прочитав то, что напоминало о «радостном» детстве. Лишь одно успокаивало мужчину: его брат, все еще такой маленький, не помнил того, что с ними происходило в те годы. Хотя, психологи утверждают, что маленькие дети все-таки что-то запоминают. Но, видимо, Феликс этим не отличился, чем безумно обрадовал старшего Гессе.
Фридрих чего-то опасался, держа путь в этот город «детства». Однако сегодня был совершенно другой страх, которого мужчина никогда в жизни не чувствовал. Сегодня он не мог четко знать, что перед ним встанет, придется ли ему вставать на защиту себя и брата, или же он просто отделается легким испугом, который никогда не покажет ни Феликсу, ни своему отражению. От этого страха не помогала даже ледяная вода (если ее таковой можно назвать). Приходилось с жадностью поглощать воздух, набирая полные легкие, а потом тихо выдыхать, наблюдая за дорогой. Транс? Нет, вряд ли так можно было назвать его нынешнее состояние. Мысли каждую секунду забирали мужчину, заставляя погружаться в них.
Более того, состояние безразличия и вялости умело поджидало Фридриха с самого раннего утра. Казалось бы, душа и тело уже который час замерзали, превращая мужчину в холодную молчаливую глыбу.  Как раз сидишь за рулем и начинаешь думать: то ли к психиатру сходить, то ли к гробовщику направится, не теряя времени. Вокруг сплошные здания, дороги, развилки и угнетающая музыка, которую он никогда в жизни не слушал. Все люди ходят, сидят и спят с вечной претензией на лице, другие же ходят с пустыми грустными глазами. И так все жители города. Каждой подворотни. Всего мира. Вот и он с возрастом превращается в такого же недовольного зануду, забивающего на действительно радости жизни, становящегося офисным планктоном, который вечерами надрывает зад, усаживаясь на диване и глядя в коробку, именуемую «телевизором».
А ведь у него совсем не было времени. Столько запланировано, столько не сделано, а Фридрих уже начинает превращаться в старика, по сей день не имея ни детей, ни жены. Местами могло казаться, что он живет двойной жизнью. А ведь, в конце концов, человек живущий на две жизни расплачивается в конце по завышенному тарифу. Мыслям мужчины пришлось временно задержаться на представленной остановке в тот момент, когда музыка в салоне резко сменилась, а знакомый до боли взгляд немного изучил Фридриха. Какая-то сюрпризная улыбка скользнула по его лицу. Именно сейчас, задумываясь о своей жизни, он вспомнил свою бывшую возлюбленную. Как ни странно, все мысли о той женщине прервались, когда он вспомнил о том, кто едет с ним в одной машине. Уже несколько минут он сидел молча, прислушиваясь к каждому движению, к каждому вздоху брата. И, видимо, Феликс первый не выдержал звенящей тишины, сопровождающийся нудной старой музыкой. Глупый, до сих пор не понимал, что  некоторые мелодии и песни на этой радиоволне были ностальгичны. Несли с собой воспоминания молодости, которая, собственно говоря, прошла бурно и незабываемо, учитывая характер Гессе-старшего.
Действительно, почему бы любознательному ребенку Феликсу не почувствовать себя виноватым? А я скажу, почему не почувствовать бы. Например  потому, что человек не чувствует себя виноватым только тогда, когда он действительно ничем не провинился. Из этого сделаю вывод: что недоговорено или недоделано?
Тяжело вздохнув, Фридрих театрально закатил глаза, выслушивая все, что говорит брат. И все же Гессе с какой-то едва заметной улыбкой отметил, что он буквально через несколько минут покажет то место, откуда все начиналось. Фридрих считал это долгом перед братом, который лег на его плечо тяжелым грузом, так и пролежал около тридцати лет.   А теперь он сможет рассказать обо всем. Разложить по полочкам, заставить понять то, что им обоим пришлось пережить. На какую-то жалкую секунду он почувствовал себя чудовищем, которое само роется в старом, пытаясь найти боль. Слова брата резко прервали все раздумья, заставляя Фридриха повернуться к младшему. Сидел и что-то говорил о музыкальных вкусах, о машине. Слишком странные и короткие выводы, которые, порой, ставили мужчину в тупик.
-Прибавлять я ничего не буду, это первый пункт, который тебе стоило бы запомнить. Плюс ко всему через две минуты мы уже будем на месте. На обратом пути послушаем ту музыку, которая тебя устроит - томно вздохнул Фридрих, вновь отвернувшись к дороге. Метр, еще и еще. И еще несколько десятков. Немного противный звук колес. Всю эту минуту они ехали молча. И, казалось бы, эти секунды длились как минимум два часа. Напряженная обстановка, которая была немного разбавлена едкими словечками Феликса, перестала так сильно угнетать. Звук тормозов, а позже на горизонте этих двух дом, который даже изменился, на удивление Фридриха. Тяжелый вздох, а позже закрытые глаза на несколько мгновений. Быть может стоит развернуться и уехать? Я зря проделал этот путь. Или нет?
-Приехали, - твердо произнес Фридрих, открывая дверь машины, но все еще оставаясь в салоне. Уже пытался обдумать свои действия, но тщетно. Мозг предательски делиться надвое. Элементы триллера и драмы пылали в голове мужчины, подпинывая его выйти из машины.

ФЕЛИННА ЭБЕРНАТИ